Ипполит Матвеевич только сейчас заметил, что поодаль Безенчука на земле стоял штабель гробов. Иные были с кистями, иные -- так. Один из них Ипполит Матвеевич быстро опознал. Это был большой дубовый и пыльный гроб с безенчуковской витрины.
-- Восемь штук, -- сказал Безенчук самодовольно,-- один к одному. Как огурчики.
-- А кому тут твой товар нужен? Тут своих мастеров довольно.
-- А ковидла?
-- Какая ковидла?
-- Эпидемия. Мне Собянин сказал, что в Москва ковидла свирепствует, что хоронить людей не в чем. Весь материал перевели. Вот я и решил дела поправить.
Остап, прослушавший весь этот разговор с любопытством, вмешался:
-- Слушай, ты, папаша, это в Париже и Бергамо ковид-19 свирепствует.
-- В Париже? Бергамо?..
-- Ну да. Поезжай в Париж. Там подмолотишь! Правда, будут некоторые затруднения с шенгеном, но ты, папаша, не грусти. Если Макрон тебя полюбит, ты заживешь недурно: устроишься лейб-гробовщиком при парижском муниципалитете. А здесь и своих гробовщиков хватит.
Безенчук дико огляделся. Действительно, на площади, несмотря на уверения Собянина, трупы не валялись, люди бодро держались на ногах, и некоторые из них были без масок и даже смеялись.
Поезд давно уже унес и концессионеров, и театр Колумба, и прочую публику, а Безенчук все еще ошалело стоял над своими гробами. В наступившей темноте его глаза горели желтым неугасимым огнем.